— Ты как? — грудь Генри часто вздымалась, глаза сияли синим светом, холодное дыхание обжигало.

— Вот не поверишь, — вцепилась в него. — Лучше, чем когда-либо.

— С обрывов летаешь, танцевать не умеешь, со стремянок падаешь. Сдается мне, ты очень неуклюжая женщина.

— А ты… ты… — но ничего толком не смогла придумать. — Спасибо тебе. Поддержал, — и печально ухмыльнулась.

— Ну, раз я сегодня герой, то имею право требовать награду, — поставил ее на пол.

— И чего ваша злобная душенька изволит?

— Надень вчерашние чулки и приходи. В девять.

— Только чулки? — щеки вмиг вспыхнули, а внизу живота предательски потяжелело.

— Да, малышка, только чулки.

— Знаешь, я не приду, — и закусила губу, а глаза защипало от слез.

— Не понял? Это не просьба была, вообще-то.

— Генри, позволь мне сохранить хотя бы остатки гордости. Понимаю, ты обижен и хочешь поглумиться, наказать меня за проделки королевы, но…

— Стоп, стоп, стоп, — коснулся ее подбородка, потянул вверх, чтобы посмотрела ему в глаза. — Я вчера глумился над тобой? Или наказывал? Лиза, я наказываю совсем по-другому.

А лепреконы в это время спрятались под лапником и только уши торчали. Все с замиранием сердца слушали речи Его Злейшества.

— Но ты же сам…

— Слушай меня внимательно, — глаза засияли еще ярче, причем от злости, — если не придешь вечером, узнаешь мою темную сторону. А придешь, я докажу, что не глумлюсь над тобой. Хорошо?

— Д-да, — судорожно кивнула.

— Вот и славно.

Затем отошел от нее и обратился к слугам:

— А вы, морды лохматые! Если еще раз учудите нечто подобное, заморожу! И еще, ее, — указал на Лизу, — к стремянкам не пускать! Поняли?

— Да! — раздалось хором откуда-то из недр ели.

Что ж, Каланчу Лиза наряжала уже с земли, а вот лепреконы ловко взбирались и спускались без отдыха, без передышки. Спустя несколько часов ель превратилась в настоящую новогоднюю красавицу.

— Ну, хоть звезду я напялила, — усмехнулась девушка.

— Глаз не отвести, — Клара аж прослезилась.

— А когда, собственно, праздник? — вопросительно уставилась на нее.

— Когда пожелаете. С определенных пор точной даты нет.

— Хм… странно.

А Генри отправился в свой кабинет, когда же сел в кресло, призвал Горга.

— Вызывали, хозяин? — возник тот из пустоты.

— Весть о женитьбе достигла Вьюжной долины. Теперь там переполох, а братец так вообще рвет и мечет. Остается ждать письма.

— Что ж, весть добрая, — улыбнулся Горг. — Верю, что у вас все получится.

— Не веришь, — Генри уставился него с прищуром. — Но за лесть благодарю. Все, можешь идти. Как только почтальон заявится, тащи его сюда.

— Всенепременно.

Но когда лепрекон исчез, Морозовский ощутил резкий спад энтузиазма, а все мысли завертелись вокруг Лизы. Сегодня она придет, должна прийти. И снова останется на ночь. Прошлую ночь Генри почти не спал, любовался ею, забавляли и умиляли даже слюни, которые Лиза пускала на подушку. Однако все это — прямая угроза его многолетнему плану, нельзя допускать чувств, нельзя допускать привязанности. Лизавет дочь Олькен и если она взойдет на трон, ему ничего не останется, как заживо похоронить себя в этих треклятых скалах.

Продолжение от 25.12

Лиза тем временем находилась в предвкушении встречи. И чего ждать от Сквернейшества на этот раз? Ведь стоит ему подойти, стоит только подумать о том, что хочет сделать, как она уже готова кричать «да». Ненормальность какая-то! Так не должно быть! Видимо именно таким макаром хорошие девочки и попадают в руки плохих сосулек. Но сегодня она должна сделать все, чтобы мозг не обратился киселем, бесцельно бултыхающимся в черепной коробке. Генри не испытывает к ней искренних чувств, а просто пользует. Ну, почти пользует. И внизу живота предательски потяжелело. Все-таки никакого самоуважения! Слабачка несчастная!

С такими мыслями Лиза наматывала круги по комнате, при этом отчаянно жестикулируя руками. И по лбу-то себя стучала, и у виска крутила, и глаза терла. Эх… а часы тикали. Вот уже скоро ей снова стоять в комнате Морозовского, на минуточку, в одних чулках! И чего ему вообще дались эти чулки?

Но что поделать? Не напялит чулки, Генрих придет и напялит… ее… как вариант. А так, может, все обойдется малой кровью. Лиза надела полосатых, затем накинула халат и отправилась творить что-то немыслимое. Точнее, творить будут с ней.

Шла в покои Злейшества, гонимая и страхом, и желанием одновременно. Как бы ни убеждала себя, что все это напрасно, что на Генри надежды нет, а тело предательски хотело его прикосновений. Н-да, пока она здесь, этот дурдом так и будет продолжаться. В общем, к двери подошла, уже чуть ли не рыдая по себе несчастной, которую сейчас будут всячески соблазнять. Однако Генри в комнате не нашла. Специально прошлась, везде заглянула, но коварного растлителя не обнаружила. И где он?

Лиза села на краешек кровати, а когда поняла, что ноги вот-вот окоченеют, забралась уже полностью на широченное ложе, закуталась в халат. И пригорюнилась, причем настолько, что горячие слезы побежали по щекам. Что-то все в ее жизни не так. Вроде всегда росла открытой, общительной, а друзей не нажила, к противоположному полу тянулась, безучастной не была, с горем пополам закрутила с одним, да и тот сбежал, чуть калекой не остался. Мать родная вовсе не родной оказалась. В мир попала волшебный, так и здесь засада. Злыдень сейчас попользует-попользует, добьется между делом своего и пинком под зад на морозец. А слезы уже ручьем текли… и когда почти все вытекли, Лиза легла на подушку, забралась под одеяло и незаметно для себя уснула.

Генри все это время внимательно наблюдал за женой. С улицы. Хотел было поначалу претворить в жизнь задуманное, но увидев слезы, передумал. Второй день она сама не своя. Да и он тоже. Ломает изнутри… должен был ненавидеть дочурку Олькен, а в итоге? В итоге хочется смотреть на нее, трогать, целовать, хочется видеть ее желание. Генри впорхнул в окно, принял человеческое обличие и осторожно, почти крадучись, подошел к кровати.

— Ты спишь? — коснулся черных локонов.

В ответ она нахмурилась, пару раз хныкнула и снова стихла. Ну, как можно ее ненавидеть? Лиза была права, когда спросила «за что». Не за что. И это плохо… плохо для его плана, но хорошо для сердца. Значит, оно еще не заледенело. Генри убрал одеяло и осторожно снял с жены халат, после чего лег с ней рядом и уже накрыл их обоих. А чулки все-таки надела.

— Поцелуй меня, — прошептал на ухо, затем убрал волосы с лица и накрыл ее губы своими.

Лиза ответила на поцелуй, сквозь сон. Еще и прижалась к нему, обняла за шею. Рука мужчины тогда спустилась по спине к ягодицам, когда же пальцы накрыли вход во влагалище, Генри улыбнулся. Да она мокрая.

— Ты хочешь? — и надавил слегка.

— Хочу, — приоткрыла глаза.

Лиза уже проснулась, но до чего не хотелось терять этого особого состояния, состояния между сном и явью.

— Точно? Или потом будешь кричать, что я тебя изнасиловал?

— Если и буду кричать, то совсем не о том, — коснулась его щеки, потом губ.

— О чем же? — взял и облизал ее палец, после припал губами к груди. Ласкал очень осторожно, слегка прикусывал соски, оттягивал.

— Не важно…, - запустила пальцы ему в волосы.

В какой-то момент Генри взял ее руку и прижал ладонью к твердому напряженному члену, сам же начал поглаживать клитор, иногда это делал резко, отчего Лиза вздрагивала и еще сильнее возбуждалась. И настолько ее унесло, что чуть не довела до исступления супруга раньше времени быстрыми ритмичными движениями. Генри так и замер на пару минут, чтобы в себя прийти, а руку ее поспешил убрать.

— Я что-то не так сделала? — приподнялась на локте.

— Ты сделала все слишком так, — улыбнулся. — Иди сюда, — прижал жену к себе, притом оба так и лежали на боку. Генри закинул ее ногу на бедро, а членом начал скользить между складок.